Введение ко всей работе
КРУГ ТЕМ, МЕТОД, ПРОБЛЕМА ОБЪЕКТИВНОСТИ
И ПРОБЛЕМАТИКА ВСЕЙ ИСТОРИОГРАФИИ

«Кто пишет мировую историю не как криминальную историю - ее сообщник»

К. Д.

«Я осуждаю христианство, я выдвигаю против христианской церкви страшнейшее из всех обвинений, какие
только когда-нибудь бывали в устах обвинителя. По-моему, это есть высшее из всех мыслимых извращений из
всякой истины она сделала ложь, из всего честного - душевную низость Я называю христианство единым великим проклятием, единой великой порчей, единым великим инстинктом мести, для которого никакое средство не будет достаточно ядовито, коварно, низко, достаточно мало, - я называю его единым бессмертным, позорным пятном человечества»

Фридрих Ницше

«Во имя господа сжигать, убивать, предавать анафеме - все во имя господа»

Георг Кристоф Лихтенберг

«Войны для историков - как священная, сокрушающая, целительная или неотвратимая гроза, из сферы сверхъестественного они трансформируются в само собой разумеющийся и ясный ход мира. Я ненавижу почтение историков перед чем -то только потому, что оно свершилось, их фальшивые, пагубные мерки, их  бессилие, которое перед любой формой силы падает ниц»

Элиас Канетти

Вначале я скажу, чего читатель не должен ожидать. Как и во всей моей критике христианства здесь отсутствует многое, что хотя тоже принадлежит его истории, но не к истории преступлений христианства, которая обозначена заголовком То, что тоже к ней принадлежит, заполняет миллионы сочинений в библиотеках, архивах, книжных лавках, на чердаках пасторских домов, и каждый может их там читать, насколько хватит его жизни, его терпения, его веры.

Нет, меня не прельщает говорить и нечто о человечестве, как о «горючей массе» для Христа (Дирингер) или о "теплотворной способности» католицизма (фон Балтазар) кроме фактов инквизиции. Столь же мало меня влечет славить добросердечие, которое «царило в католических странах до недавнего времени», или « откровение правды с величайшей веселостью характера», даже если католик. Рост расположен причислять их к «сущности католицизма».
Я не моrу также решиться отмечать «грегорианский хорал», « ландшафты с крестным ходом» или «деревенские церкви в готическом стиле» , которые так любил Вальтер Диркс. Еще меньше меня манит к тому, чтобы отдавать почести annus ecclesiasticus - например, «Белому Воскресенью», несмотря на наполеоновское изречение, естественно высказанное незадолго перед смертью: «Самым прекрасным
и счастливым моим днем был день Святого причастия» (с Imprimatur). Или же я должен рассказывать, что четвертый собор в Толедо (633) запретил пение «Аллилуйя» не только в Неделю плача, но и на время поста. Что он постановил, чтобы троичное славословие в конце псалма завершалось словами «Gloria et honor patni», а не просто «Gloria patri».
И о gloria et honor ecclesiae будет сказано мало ничего, кроме предполагаемых или, как исключение, действительно позитивных последствиях христианства. Я не отвечаю на вопрос в каких отношениях хорошо христианство - заглавие у книги уже есть. Существуют тысячи, сотни тысяч людей, которые эту религию защищают, славят, есть книги, в которых чванятся - при всех «пятнах» , «промахах», «слабостях» , при всем «человеческом несовершенстве», - ах, столь почтенным, доблестным прошлым, «исполненным
света шествием церкви сквозь времена» (Андерсен), этой церкви, какова она здесь, в нижеследующих цитатах и сверх того, и которая есть «единственная», воплотившая Христа и «святая», так как «ее сущность - святость, ее цель - приобщение к святости» (бенедиктианец фон Рудольф), в то же время все остальные, прежде всего «еретики», - всегда пребывают в неправедности, безнравственны, преступны, тотально продажны, гибнут, уже погибли, или же те, за которыми прогрессивные, однако все еще с прибылью распределяющие свет и тени церковные историки признают определенные заслуги и которые только-только приобщились к содействию вечному искупительному процессу и прогрессу.